Письмо личного парикмахера президента страны.
Здравствуй, мама.
Как твое здоровье? Я так соскучилась по тебе. Наверное, я скоро приеду к тебе, я очень хочу приехать навсегда, назад в нашу деревню, я долго думала над этим и решила, что жить, так как я живу, больше не могу.
Помнишь, когда-то давным-давно, ты отправляя меня учиться в Минск в училище парикмахеров, рассказывала о красивой жизни и о том, что я буду работать в центре города, и буду всегда с деньгами, со славой и почетом, и что знакомство со мной будет самым желанным подарком для любой женщины.
Вот я выучилась, стала профессионалом своего дела, и помнишь, однажды мне предложили высокооплачиваемую работу, в самом тихом и уютном месте города…
Первое время мне очень нравилось это занятие и моя должность — личный парикмахер президента, меня совсем не смущали руки этих грубых мужланов, вечно лапавшие меня под видом обыска перед тем, как пропустить меня к «телу», меня не смущало то, что за мной наблюдали, когда я встречалась с подружками, меня даже не смущало присутствие «самого» рядом со мной. Я жила своей жизнью и верой во что-то, и гордилась. В моем распоряжении были все средства, самые лучшие инструменты, все самое лучше, и так приятно было ощущать все это в собственных руках. Так приятно было ничего не просить, как было в нашей районной парикмахерской, все что я говорила все доставлялось немедленно. Это были самые лучшие годы моей жизни. Да и работы то практически не было никакой — так причесать, раз в две недели постричь, каждое утро смазать клеем и приклеить, а вечером отклеить косму волос имитирующую шевелюру, иногда побрызгать одеколоном «Саша». А все свободное время можно было просматривать модные журналы и совершенствоваться. Однажды с клеем вышла какая-то неразбериха, кто-то что-то не то купил, и прическа разлетелась в самый неподходящий момент, как раз когда он кого-то встречал в аэропорту. Тогда над ним потешались и какой-то, один из его еще не очень заклятых друзей, по его же просьбе, достал какой-то клей. Как я потом поняла, он не знал для чего клей, и оказалось, что ничем приклеенное уже невозможно отклеить, волосы приклеились намертво. Пришлось в течении двух часов отмачивать голову в ацетоне, но он слабо помогал, отходили только редкие волоски, да и цвет стали приобретать какой-то седой, бензин оказался вообще не действенным, да и вообще все что было предложено нашей академией наук как-то не очень действовало… Пришлось ждать, пока отрастут новые, и каждое утро колдовать…
Тогда-то и появились все эти визажисты и стилисты, принявшиеся изменять все и всех вокруг, и придумывавшие новые ходы и образы. Первым делом уничтожившие эти самые усы, помнишь мама, как у нашего конюха с фермы; какие были усы — не усы, а просто сгусток мужчиности, и мужественности, вот их первым делом и уничтожили… Потом стали потихоньку остригать эту, мне все еще нравившуюся лысинку, превратив ее во что-то совсем не понятное. Тогда-то во мне и стали появляться первые сомнения — что это совсем не конюх с нашей фермы, и я стала его боятся. Каждое утро взгляд недобрый, усилились меры безопасности, и если раньше улыбка и что-то смешное, то теперь обыск и страх и желание заставить меня работать тупыми ножницами, и что бы ногтей не было…
И все только под руководством и присмотром, даже сказать ничего нельзя…
Часто стали появляться совсем не знакомые мне люди и делать что-то с его головой, что-то изменяя в ней и наполняя ее чем-то, или наоборот лишая е чего-то, и мне остается только жить с тем, что сделано кем-то… Первое время меня это жутко напрягало, ведь я была уверена в его самостоятельности и способности принимать решения, и к тому же я верила в его привязанность к себе, ведь лысенькие такие привязанные, но постепенно я поняла, что я никто, и рядом со мной не лысенький мужчинка, а что-то с хвостом и на копытах. Эти его коньки и хоккей, я всегда смотря видеозаписи, их очень много валяется, представляю что-то жуткое, ну чистые черти по льду бегают…
Последней каплей стала эта невыносимая лысина, совсем не та, что была открытая и беззащитная — эта тщательно скрываемая, с приклеенной прядью волос стала чем-то страшным для моего взгляда — я уже не могу больше ее видеть, ну не могу физически и все, ничего не могу с собой поделать. Мама, ты знаешь я всегда была терпеливой, ты знаешь что я могла сдерживать все, но эту голову я готова искромсать ножницами… На днях у меня не выдержали нервы и я выстригла плешь у одного из начальников бесчисленной охраны, у того самого, который распускал руки «шмоная меня». Ведь иногда, я ради развлечения, делаю прически к каким-нибудь торжествам некоторым дамам, или простым «сторожам тела», это не входит в мои обязанности, но что бы хоть как-то отвлечься от той головы, я развлекаюсь… И вот вчера я не выдержала, и взяв машинку прошлась по голове, кажется он подполковник, и у него сын женился… Он долго ругался матом, а потом уехал в какой-то салон… В это время я забилась в угол и плакала.
Мама, забери меня отсюда, я больше не могу!!!
Твоя дочь.
|
